Всего по делу «идейного врага народа и борца с Советской властью», священника Сергея Увицкого проходило 47 человек, тридцать шесть из которых были признаны виновными в «антисоветской агитации и борьбе с советской властью» и приговорены к бессрочному заключению в концлагере, с применением принудительных работ. Из материалов дела можно судить, что люди безропотно шли в тюрьму, но никто не осудил и не оговорил своего пастыря, как того требовали следователи ЧК.
Священномученик Сергей Увицкий. Последний настоятель Покровского собораКак-то раз во время беседы один художник сказал мне, что в современном обществе не принято быть «излишне религиозным». На вопрос, что это значит, быть излишне религиозным? – он ответил, что не надо никому навязывать свое мнение. Вы в Церковь ходите, молитесь, вам там хорошо. Мы за вас рады, но не надо к остальным лезть!
Потом он стал говорить такие слова, как «уважение к свободе личности», «гуманизм» и «толерантность», и чем больше говорил, тем больше разгорались его глаза мечтательным светом. Когда я сказал, что сегодня свобода личности понимается обществом как вседозволенность и потакание любым своим желаниям, а любезная ему толерантность вовсе не то, что для верующих людей веротерпимость, а вообще-то медицинский термин, обозначающий полную неспособность организма сопротивляться воздействию извне, когда полная толерантность означает просто смерть, он поморщился и сказал: «Ну почему вы, православные, такие нетерпимые и всюду лезете со своим мировоззрением!», затем попрощался и быстро ушел, давая понять, что разговаривать со мной бесполезно.
Камень, на котором стоит Церковь
Сегодня многим бы хотелось видеть Церковь чем-то средним между клубом по интересам и музеем, где уютно и тихо, все умиляются и ходят в войлочных тапочках, забывая, что Церковь – это не просто некое сообщество людей, а в самом буквальном и прямом смысле этого слова Небо на земле. И самые яркие звезды этого Неба – это святые мученики, презревшие мир, его соблазны и даже самое дорогое, что есть у человека – его жизнь. Отдавая это самое дорогое, они обличают мир и все земные сокровища, показывая совершенно другую, высшую плоскость человеческого существования, призванного к райской жизни и соединению с Богом.
Вот что писал в 107 году н.э. священномученик Игнатий Богоносец, незадолго до того, как был брошен на растерзание львам на потеху публики в Римском Колизее:
«Только теперь начинаю быть учеником: ни видимое, ни невидимое, ничто не удержит меня прийти к Иисусу Христу. Огонь и крест, толпы зверей, рассечения, расторжения, раздробления костей, отсечение членов, сокрушение всего тела, лютые муки, дьявол придут на меня – только бы достигнуть мне Христа!
Никакой пользы не принесут мне ни удовольствия мира, ни царство века сего. Лучше мне умереть за Иисуса Христа, нежели царствовать над всей землею. Его ищу, Умершего за нас! Его желаю, за нас Воскресшего! Хочу быть Божьим! Не отдавайте меня миру, пустите меня к чистому Свету, дайте мне быть подражателем страданий Бога моего!»
Они, непонятые и презревшие мир и возлюбившие Христа больше жизни, стали камнем, на котором стоит наша Церковь в самом прямом смысле слова – когда освящается храм и святой Престол, в его основание вкладываются частицы мощей мучеников, и только тогда во время литургии на него нисходит Благодатный огонь и совершается Страшная Жертва.
В XX веке с его потрясениями и революциями Русская Православная Церковь явила целый сонм мучеников и исповедников Распятого Бога, равных подвигами древним христианам, чья святая кровь стала живой водой, напитавшей древо Матери-Церкви. И один из них был настоятелем моего родного Покровского собора в Камышлове.
Никто не осудил пастыря
Священномученик Сергей Увицкий был ректором Камышловского духовного училища с 1913 по 1918 год и настоятелем Покровского собора в 1918-1920 годах. Это он вывез из голодного Екатеринбурга сказочника Павла Бажова и поселил вместе с семьей в своем доме рядом с Покровским собором. Сегодня на доме висит памятная доска, где написано, что здесь жил известный советский сказочник, а о хозяине дома ни слова.
В городских архивах, музейных запасниках и у краеведов не сохранилось ни одной фотографии известнейшего и популярного жителя города, в доме которого собиралась вся городская интеллигенция. Но сохранились записи из политического дела № 117 по «обвинению гражданина Увицкого Сергея Александровича в антисоветской деятельности», заключавшейся в том, что, несмотря на запреты властей, он продолжал служить в храме и проповедовать слово Божие, где и был арестован прямо во время воскресной литургии.
Дом семьи Увицких на котором висит памятная доска что здесь проживал сказочник Павел Бажов
Следователи просили у него, чтобы он прекратил проповедовать, а он спокойно отвечал, что не может этого сделать, так как он священник и его прямая обязанность нести слово Божие. Умный образованный человек, он видел, что вокруг происходит и чем грозит неподчинение властям, но просто не мог поступить наперекор своей совести и своему долгу, как он его понимал.
Всего по делу «идейного врага народа и борца с Советской властью», священника Сергея Увицкого проходило 47 человек, тридцать шесть из которых были признаны виновными в «антисоветской агитации и борьбе с советской властью» и приговорены к бессрочному заключению в концлагере, с применением принудительных работ. Из материалов дела можно судить, что люди безропотно шли в тюрьму, но никто не осудил и не оговорил своего пастыря, как того требовали следователи ЧК.
Последний безоблачный период жизни
История его жизни очень похожа на истории тысяч и тысяч священников Русской Православной Церкви, отдавших себя служению Богу и исповедовавших свою веру перед лицом безбожной советской власти.
Он родился в 1881 году в селе Хлебникове Вятской губернии в семье народного учителя Александра Увицкого, впоследствии священника. В 1900 году Сергей Александрович поступил в Казанскую духовную академию, которую с отличием окончил в 1905 году. Кандидат богословия. Его курсовое сочинение называлось «Христианский идеал воспитания в истории педагогики». Его направили служить в Могилев, куда он прибыл уже вместе с супругой Павлой Ивановной (в девичестве Огородниковой).
Отец Сергий с супругой Павлой Ивановной
В Могилеве у них родились двое детей – Михаил и Ольга. С 1905 по 1910 год Сергей Александрович – преподаватель Могилевской духовной семинарии. 1 августа 1908 г. он был рукоположен в сан священника. 23 июня 1910 года он был назначен инспектором и законоучителем классов Екатеринбургского женского епархиального училища. Служил в храме преподобного Феодосия Тотемского, был активным членом епархиального проповеднического комитета и организатором и первым директором церковно-археологического музея.
В Екатеринбурге в его семье родилась дочь Нина, а в 1912-м – сын Николай. Крестным отцом младшего Николая стал выпускник Пермской духовной семинарии, впоследствии известный писатель, Павел Петрович Бажов. В доме Увицких собиралось интеллигентное общество, и нередко устраивались творческие вечера: музыкально образованный отец Сергий играл на скрипке, известная пианистка, друг семьи Мария Николаевна Сенилова садилась за фортепьяно, а Павла Ивановна пела.
В 1913 году отца Сергия назначили ректором Камышловского духовного училища, куда впоследствии переехали многие преподаватели Епархиального женского училища, в том числе и П. П. Бажов, который вначале жил на их даче в Бамбуковке, а когда перевез семью, в доме Увицких рядом с Покровским собором.
Бывшее здание Духовного училища где был ректором протоиерей Сергей Увицкий
В 1918 году отца Сергия назначили настоятелем главного собора Камышлова – храма Покрова. По воспоминаниям Павлы Ивановны, их жизнь в Камышлове была последним безоблачным периодом их жизни. Прихожане полюбили нового настоятеля за ум и искреннюю веру, а матушка стала активной его помощницей: занималась с отстающими воспитанниками училища, вместе с отцом Сергием регулярно посещала детский приют, жертвуя сиротам деньги и одежду, помогала в устройстве бесплатной столовой и организовала постоянную помощь бедным прихожанам.
Беженцы
Революцию и гражданскую войну отец Сергий встретил в Камышлове. В отличие от других районов Урала, где смена власти проходила более-менее мирно, местные большевики сразу взяли террор и репрессии на вооружение с «классовыми врагами». Рабочие города входили в состав знаменитого полка Красных орлов, «прославившегося» своими зверствами на всю Россию. Когда в июле 1919 года Камышловскому духовному училищу было предписано эвакуироваться с Белой армией в Иркутск, отец Сергий согласился на переезд.
Путешествие было очень тяжелым. Впоследствии младший сын отца Сергия Николай вспоминал: «Когда мы и некоторые преподаватели духовного училища собрались, на улицы города невозможно было выехать: сплошной поток беженцев переполнял улицы!.. Очень трудно было влиться в этот поток, который двигался очень медленно, часто останавливался, если у кого-то впереди что-то случалось…С нами ехал очень энергичный священник – отец Василий Словцов. Он, видя, что в общем потоке этом далеко и быстро не уедешь, предложил свернуть с большой дороги, по которой двигался поток беженцев, и ехать окольной дорогой до Омска. Он знал эту местность и взялся руководить поездкой…
С ним свернуло с большой дороги на окольную телег десять. Уже сильно темнело и начался сильный дождь, когда мы въехали в Рычалгу – болотистый лес со страшно грязной и ухабистой дорогой, по которой отец Василий Словцов в своих высоких охотничьих сапогах шел впереди, заходя в каждую яму на дороге, заполненную водой, ощупывая ее ногами и ведя за собой первую лошадь с телегой беженцев. Так мы, уже в полной темноте, «черепашьим шагом», еле-еле продвигались вглубь этой Рычалги…»
С большим трудом беженцы добрались до Омска, а оттуда в переполненном товарном вагоне – до Иркутска. Там Увицкие остановились у брата матушки Павлы – Владимира Ивановича, профессора Иркутского университета. Отец Сергий был прикомандирован к женскому духовному училищу преподавателем. Линия фронта проходила через университетский городок. «Мы находились в университетской ограде, и через нас летели (с обеих сторон) бомбы… Было очень страшно!..» – вспоминали они потом.
Две недели длились бои за Иркутск. Войска адмирала Колчака отступили, город захватили большевики. Чтобы хоть как-то содержать семью, отец Сергий вынужден был поступить счетоводом на аптечный склад фармацевтического подотдела Управления здравоохранения.
Возвращение
Когда мирная жизнь стала налаживаться, в июне 1920 года семья Увицких вернулась в Камышлов, отец Сергий вновь стал служить в Покровском соборе. По воспоминаниям прихожан, он был прекрасным проповедником, умел до каждого донести смысл евангельского слова. Даже неверующие люди приходили послушать его проповеди. Угрожая арестом, власти стали требовать от отца Сергия прекратить проповедовать. 10 июля 1920 года его арестовали, обвинив в том, что во время пребывания белых на Урале он занимался антисоветской агитацией.
Прихожане Покровского собора вступились за своего пастыря. На общем собрании прихода было составлено обращение к властям, в котором говорилось: «Мы, верующие прихожане градо-Камышловского Покровского собора, собравшись по приглашению председателя нашего приходского совета, имели суждение о судьбе своего приходского священника отца Сергия Александровича Увицкого, недавно арестованного по распоряжению правящей власти, и по всестороннем обсуждении постановили: просить Комитет правящей власти освободить гражданина отца Сергия Увицкого из-под ареста и отдать его на поруки всего нашего общества, как человека необходимого как для нас, прихожан, так и для его большого семейства, и, как гражданина беспартийного, для судьбы нашей Российской Социалистической Федеративной Советской Республики совершенно безопасного, в чем грамотные подписуемся, а за неграмотных доверяем подписаться…»
По делу проходило сорок семь человек. Тридцать шесть из них, в том числе и отца Сергия, признали виновными в «антисоветской агитации и борьбе с советской властью» и приговорили к бессрочному заключению в концлагере, с применением принудительных работ.
Сначала отец Сергий находился в Камышловской тюрьме, а в конце июля 1920 года его перевели в Екатеринбургский губернский концлагерь. Здесь он заболел тифом, и его положили в тюремную больницу. Каким-то чудом ухаживать за ним разрешили крестной матери его младшего сына Николая, Марии Николаевне Сениловой. По случаю третьей годовщины Октябрьской революции власти объявили заключенным амнистию, 12 декабря 1920 года приговор отцу Сергию пересмотрели и бессрочную ссылку заменили годом тюрьмы.
После освобождения
После освобождения в 1921 году отца Сергия определили служить в Успенский собор Верх-Исетского завода в Екатеринбурге. За богослужением ему помогал старший сын Михаил, который был в храме псаломщиком. Жизнь была очень тяжелой. Кроме ожидания ареста отца, сын писал, что все «до ужаса голодали».
Дело протоиерея Сергея Увицкого
Однажды в храме к отцу Сергию пришли жители села Меркушино Верхотурского уезда, искавшие настоятеля для своего прихода. После службы он пригласил сельчан к себе в дом, но накормить их было нечем. Гости достали из своих сумок провизию и сами накормили семью священника. Договорились, что осенью, как только установится санный путь, из Меркушино приедут за отцом Сергием.
Зимой 1921 года отец Сергий выехал с семьей в Меркушино, чтобы служить настоятелем храма свт. прав. Симеона Верхотурского. Местные встретили батюшку с большим почетом и радушием. В селе в отличие от большого города, было изобилие продовольствия: хлеб, кедровые орехи, грибы, ягоды, рыба и дичь. Даже спустя многие годы воспоминание о жизни в Меркушино вызывало у Николая Увицкого благодарное чувство радости: «И с тех пор как мы покинули Верх-Исетск, мы перестали голодать – по милости Божией и по молитвам праведного Симеона и всех святых! Слава Богу!..»
Почти каждый день в село приходило множество голодающих из разных мест, и жители им помогали. С вечера они наполняли продуктами большие решетки из-под белья, потом раздавали голодным пришельцам, а вечером снова наполняли эти решетки. Однажды вместе с голодающими пришла в село и мать отца Сергия – Ольга Ивановна Увицкая. Через две недели она умерла от брюшного тифа. Отец Сергий успел исповедать и причастить ее, и она отошла очень спокойно и радостно. Похоронили Ольгу Ивановну на приходском кладбище в селе Меркушино.
Здесь отец Сергий прослужил три года и сумел уберечь церковь от раскола и обновленцев.
Ревностное отношение отца Сергия к священническим обязанностям очень не нравилось местным властям. Его часто вызывали к начальству и требовали прекратить проповедовать. В 1924 году ради обучения детей отец Сергий перевез семью в город Нижний Тагил. Но власти не позволили детям священника учиться в общеобразовательной школе, пришлось искать для них частных педагогов.
Сначала отец Сергий служил во Введенской церкви, но вскоре храм захватили обновленцы. В 1925 году отец Сергий был возведен в сан протоиерея и стал благочинным староцерковного Нижне-Тагильского округа и настоятелем Выйско-Никольского собора.
Этот храм в 1835 году был заложен сыновьями известного уральского заводчика Николая Никитича Демидова в память об отце: кровля покрыта кованой красной медью, золоченые купола, иконы в итальянском стиле. В алтаре – дарохранительница из чистого куска малахита весом в сто четырнадцать килограммов, в ризнице – два полных облачения из парчи чистого золота. В нижнем храме находилась богато украшенная усыпальница Демидовых. Когда в 1922 году началась кампания по изъятию церковных ценностей, из Выйско-Никольской церкви было экспроприировано 99,5 килограммов серебра в иконных ризах и священных предметах. Вскоре священнослужители, поддержавшие эту кампанию, перешли в обновленчество.
«Проповеди носят антисоветский характер»
Как благочинный, протоиерей Сергий стоял за каноническую Церковь и подчинение единственному законно избранному Патриарху и не шел ни на какие компромиссы с обновленцами. Он считал обновленчество страшным злом, открыто называя их «волками в овечьей шкуре». Отец Сергий поддержал предложение митрополита Сергия (Старгородского) о созыве Второго Поместного Собора Русской Православной Церкви, на котором должен был решаться вопрос о сохранении Патриаршества.
Защитники этого решения считали, что такой строй церковной жизни создаст твердую опору для сохранения Православной Церкви в противодействии расколу обновленчества, который осуждался безо всякого снисхождения и оговорок. Благодаря ясной твердой позиции отца Сергия верующие его благочиния в эти смутные времена смогли избежать греха раскольничества и устоять в православной вере.
Архимандрит Верхотурского Николаевского мужского монастыря Ксенофонт (Медведев) вспоминал, что отец Сергий принадлежал к тем пастырям, которые «были настроены к защите Патриарха», ради защиты которого вместе с другими единодушными пастырями и прихожанами он приехал на обновленческий Собор 1923 года. Но власти, разрешив им присутствовать на Соборе, лишили отца Сергия права голоса и запретили высказываться.
В конце 1920-х годов в Советской России началась очередная кампания по закрытию церквей. Осенью 1929 года власти Нижнего Тагила по требованию рабочих решили закрыть и Выйско-Никольскую церковь. Чтобы отстоять храм, отец Сергий призывал верующих к усиленной молитве, посту, убеждал чаще исповедоваться и причащаться.
В проповедях он говорил: «Миряне! Производят гонение на Православную Церковь. Нам нужно сплотиться, не допустить осквернения и поругания православной веры и Церкви. Жизнь на земле становится тяжелой, и с каждым годом нас постигают разные бедствия. Это — кара Божия за наши грехи, за наше неверие.
Мы все знаем, что человек перед смертью всегда просит помощи от Бога, и Он дает ему помощь, помогает и восхваляет его, и дает жизнь, где нет такого гонения на Православную Церковь.
Терпите, православные, переносите все напасти, как терпел и переносил наш Спаситель Иисус Христос. Мы терпением победим, как победил Христос. Возносите и восхваляйте имя Его, боритесь и страдайте за веру Христову, молитесь и утешайте молитвами святыми свою истинность. Бог милостив и нам поможет, услышит наши мытарства и гонение с нас снимет. О Господи, помоги нам».
На заседании приходского совета решили собрать подписи верующих под обращением к властям с просьбой не закрывать храм.
В материалах следственного дела говорилось, что священник Увицкий отличается «своими проповедями, которые он произносит за каждым богослужением в продолжение целого часа. В проповедях он говорит из Евангелия, которое сравнивает с современной жизнью. Поэтому проповеди носят антисоветский характер».
Также: «несмотря на мясоед, ввел в церкви пост и исповеди, что повлекло за собой увеличение посещаемости церкви верующими. Проводить богослужения начали каждый день. Для сбора подписей назначили трех регистраторов, так как один не успевал. Одновременно вывесили расписание часов богослужения. Одним словом, началось усиленное возбуждение религиозных масс, что, в свою очередь, увеличило доход церкви до 1000 рублей в месяц».
И далее: «Увицкий – человек очень начитанный. Другие священники Выйско-Никольской церкви иногда тоже говорят проповеди, но их проповеди бывают очень короткими и только выдержками из Евангелия. Увицкий же своими большими ораторскими способностями всегда привлекает большое количество верующих. Среди обывательско-нэпманской публики проповеди Увицкого находят подходящую почву. Он возбуждал верующую массу против коммунистов, не признающих учения Христова, и тем самым подрывал авторитет советской власти, вызывал вражду в отношении коммунистической партии, являющейся руководителем политической и хозяйственной жизни в СССР».
Арест и приговор
10 февраля 1930 года отца Сергия арестовали и посадили на время следствия в Тагильский дом заключенных (домзак). Обвинения стандартные для государства воинствующих безбожников – антисоветская пропаганда. В постановлении об аресте говорилось: «Увицкий С., являясь священником монархической религиозной ориентации, в целях противодействия социалистическому строительству, в связи с движением среди рабочих за изъятие церкви под культурные нужды, повел среди верующих антисоветскую деятельность, выразившуюся в том, что для привлечения в церковь большого количества верующих не в установленные сроки ввел посты, говение, причащение. Под его руководством приходской совет развесил объявления и расписания, носившие по существу антисоветский характер».
Под объявлениями, носившими антисоветский характер, подразумевались вывешенные в церкви объявления о часах записи верующих и расписание богослужений. В ответ на эти обвинения отец Сергий написал заявление, в котором убедительно доказывал их абсурдность (письмо полностью приводится ниже. – Прим.ред.).
На допросах отец Сергий пытался доказать следователю несостоятельность предъявленных обвинений и виновным себя не признал. 16 мая 1930 года на заседании тройки ОГПУ по Уралу по внесудебному рассмотрению дел он был приговорен к пяти годам лагерей. При его крайне слабом здоровье, о чем он сообщал следователям, такое решение было равносильно смертному приговору. Отца Сергия отправили в Вишерский исправительно-трудовой лагерь.
После ареста его семья практически находилась вне закона и бедствовала. Дочерей, как детей «врага народа», уволили с работы. Не имея возможности заработать на кусок хлеба, матушка Павла с детьми переехала в Невьянск по приглашению старосты Невьянского храма, Татьяны Романовны, хорошо знавшей семью Увицких. В храме дочери стали петь в церковном хоре. Вскоре старшая Нина вышла замуж за псаломщика Григория Александровича Пономарева.
Павла Ивановна чудом получила разрешение на свидание и отправилась в лагерь к мужу вместе с сыном Николаем. Отец Сергий занимал в лагере должность помощника лекаря: это назначение он получил лишь потому, что знал латынь.
Других врачей, а также никаких лекарств в лагере не было. «Да как же ты лечишь?» – спросила его матушка. «Да как! Водой и молитвой», – ответил отец Сергий.
Медицинский пункт располагался в деревне в доме из одной комнаты, посредине которой была натянута веревка с перекинутой простыней, разделявшей помещение на две половины. По одну сторону от простыни помещался медпункт, а по другую – сапожная мастерская. Днем ссыльный протоиерей работал в медицинском пункте, а на ночь в сопровождении конвоя возвращался в лагерь.
Матушке удалось снять в деревне комнату. Ей разрешили в течение недели видеться с мужем. Отец Сергий терпеливо переносил скорби заключения. Самым тяжелым было для него то, что он был лишен возможности служить Божественную литургию. «Он был священником, и ему вместо того, чтобы быть «лекпомом», очень хотелось хоть еще раз постоять у престола Господня!» – вспоминал сын Николай.
Вскоре срок свидания закончился, и 8 июля 1931 года матушка стала собираться в обратный путь. Во время последнего свидания отец Сергий тайно передал Павле Ивановне священнический деревянный крест, сделанный из кипариса. Этот крест с частицей Гроба Господня был привезен из Иерусалима, его как великую святыню перед кончиной ему передал другой заключенный, пожилой протоиерей Николай. Отец Николай говорил, что долго не проживет, просил отца Сергия хранить крест.
Осенью 1931 года отца Сергия перевели в другой лагерь – на Беломорканал. Матушка снова выхлопотала разрешение на свидание. Время свидания власти ограничили двумя часами. В октябре 1931 года Павла Ивановна приехала к месту заключения мужа. Она шла на свидание вдоль колючей проволоки, и вдруг ее остановил идущий навстречу старик. «Павлинька!» – сказал он. Матушка с трудом узнала отца Сергия: он весь опух, поседел, еле двигался, хотя ему было тогда чуть больше пятидесяти лет. Павла Ивановна заплакала и бросилась к мужу, но конвоир грубо оттолкнул ее. Он разрешил им сказать друг другу лишь несколько слов и произнес: «Свидание закончено». Это была их последняя встреча.
12 марта 1932 года отец Сергий умер в лагере, обстоятельства его смерти неизвестны.
В 2006 году протоиерей Сергий Увицкий был прославлен в лике святых, как священномученик в Соборе новомучеников и исповедников Российских.
Память священномученика протоиерея Сергея Увицкого Русская Православная Церковь отмечает 28 февраля / 13 марта.
***
«Следственно-заключенного в Тагильском домзаке Уралобласти Увицкого Сергея Александровича
Заявление
Находясь в Тагильском домзаке в течение уже 2½ месяцев в качестве следственно-заключенного с обвинением меня по статье 58-10, часть 2-я, я имел достаточно времени продумать предъявленные мне обвинения и выявить, насколько они соответствуют истине. И свои выводы, сделанные по тщательном взвешивании всех данных, касающихся моего положения, я считаю необходимым выразить в настоящем объяснении, каковое прошу принять дополнительно к показаниям, данным мною при следствии.
Конкретно мне предъявлены следующие преступления:
Я как служитель религиозного культа произносил будто бы проповеди, в которых возбуждал верующих против советской власти, говоря о том, что жизнь людей становится все тяжелее, что наступают последние времена, якобы народился антихрист, приближается огненный потоп, который истребит мир, и тому подобное. Затем мне приписывается противодействие мероприятиям советской власти, направленным к изъятию храма под культурные нужды, каковое противодействие выразилось в призыве верующих отстаивать свой храм, в совершении усиленных молений о сохранении храма. Попутно при этом же на следствии указывалось на мой авторитет среди верующих, на мое усердие в деле проповеди и то впечатление, какое они производили на верующих, вызывая их проливать слезы, на то, что я принимаю большое участие в деятельности церковно-приходского совета. Все это бралось на следствии под сомнение, трактовалось в смысле доказательства моей политической неблагонадежности и, таким образом, ставилось мне в вину.
Вот конкретный материал, предъявленный мне в качестве обвинения на следствии.
Ответ по существу этих обвинений мною был уже дан на следствии, но, к сожалению, зафиксирован в протоколе допроса лишь в самых общих чертах, не могущих устранить возможных недоразумений, пролить вообще свет на всю мою деятельность как приходского священника и способствовать, таким образом, выяснению истины.
Ввиду этого и в целях предупреждения ошибки при окончательном решении моего дела органами советской власти я считаю необходимым настоящим письменным объяснением пролить свет на мою деятельность как приходского священника, выявив всю правду относительно предъявленных мне обвинений.
Прежде всего, считаю необходимым выявить свои религиозные убеждения и отношение к советской власти.
Я – убежденный православный христианин и священник, избравший таковую деятельность по внутреннему произволению. Мои религиозные убеждения сложились под влиянием воспитания меня в религиозной семье и образования в духовной среде, законченного в духовной академии. Получив такое воспитание и образование и имея полную убежденность в истинности христианского вероучения и морали, я по внутреннему влечению избрал для себя деятельность священника как наиболее соответствующую таковым убеждениям и благоприятствующую практическим целям христианской религии – устроению жизни на началах Евангельского учения: любви к Богу и человеку, нравственному возрождению и достижению спасения в вечной жизни.
Осуществлению этих целей христианского вероучения и была всецело посвящена моя пастырская деятельность в качестве приходского священника. В проповедях я говорил об утрате добрых христианских нравов, выражающейся в расстройстве добрых семейных отношений, в непочтительности детей к родителям, в легкости взглядов на вопросы целомудрия и брака, в неуважении к достоинству человеческой личности, столь часто наблюдаемом ныне во взаимных отношениях друг к другу. Говорил также, что следствием упадка добрых христианских нравов и является то, что жизнь людей становится все тяжелее, поражается разными бедствиями: болезнями, материальными недостатками, расстройством семейного благополучия, войнами и междоусобицами. Указывая на это, я призывал верующих к исправлению нравов, взаимной любви, примирению и всепрощению, к памятованию об ответственности всех перед Богом на Страшном Суде Его. Таким образом, проповедь моя была посвящена темам чисто христианского учения веры и морали, я отнюдь никогда не выходил из указанных границ, не позволял себе переходить на почву политики или вообще касаться деятельности и мероприятий советской власти.
Придавать моим проповедям характер политический или находить в них что-либо, бросающее тень на действия и мероприятия советской власти, – дело, совершенно не соответствующее истине, плод или недоразумения, невежества и тупости, или желания сознательно извратить выраженные мною мысли, придав им ложное освещение в целях опорочить мою политическую лояльность в отношении советской власти, вводя таковую в невольное заблуждение и побуждая ее принимать неправильные решения.
Утверждаю это еще и потому, что мои политические убеждения таковы, что я отнюдь не принадлежу к принципиальным практическим противникам советской власти, признавая таковую, согласно христианскому учению, как власть, «сущую от Бога», которой нужно повиноваться «не за страх, а за совесть», воздавая «кесарево – кесарю», и как власть, признанную народом для осуществления социальной справедливости, для ограждения трудящихся масс от угнетения и эксплуатации со стороны всех, кто хотел бы свое счастье устраивать на несчастье ближнего, на порабощении и угнетении слабых и беззащитных. При этом я никогда не забывал того руководящего принципа, который указан нам в примере и словах Иисуса Христа, отклонившего от Себя миссию обсуждать и решать дела чисто житейские, практически гражданского характера, что является делом гражданской власти (отказ решить тяжбу между братьями, спорившими о праве владения наследством). Зная это, я не позволял себе в проповеди касаться вопросов и обстоятельств жизни в смысле политического, гражданского освещения и разрешения их, считая это делом гражданского порядка, предоставленного всецело компетенции гражданской власти. Но по примеру Самого Спасителя нашего, касаясь вопросов устроения жизни, я говорил лишь о духовной стороне дела, указывая на необходимость искать прежде всего Царствия Божьего и правды Его, все дела свои устраивать на началах любви к Богу и ближнему, побуждающих христианина поступаться своим благом в пользу ближнего так, чтобы этим путем устранять всякие споры и недоразумения во взаимных отношениях…
Зная свою аудиторию, я старался излагать свои мысли соответственно умственному развитию слушателей, а о возможности злостного извращения моих мыслей какими-либо недоброжелателями и не думал. Вот этим-то и объясняется то неправильное освещение моей проповеднической деятельности, какое дано в обвинительном против меня материале. Так, мои мысли о тяжестях и бедствиях в жизни людей и испорченности нравов, о распространении безбожия и неверия совершенно неосновательно перетолковываются в смысле якобы критического отношения к мероприятиям советской власти; призыв христиан к стойкости в вере, к христианскому нравственному единению как членов Церкви трактуется как организация верующих для целей политических; напоминание об ответственности всех людей перед Богом на Страшном Суде характеризуется как стремление запугать верующих с целью отвлечения их от безбожия, вместе с тем и от устроения жизни на началах, указываемых гражданским законом и руководством.
К моему изумлению, приписывается мне то, что я говорил якобы о нарождении антихриста, отождествляя его с компартией, указывал будто бы близкий срок конца мира и тому подобное. Этого я не мог говорить, зная запрещение Иисуса Христа вычислять на этот счет «времена и лета», и что в приписываемом мне смысле мог сказать только совершенный невежда в христианском учении, абсолютно не знакомый с христианским учением об антихристе…
Далее, меня обвиняют в организации верующих в деле сохранения приходского храма в их религиозном пользовании, причем трактуется это как незаконное противодействие мероприятиям советской власти. Но в чем выразилась фактически моя деятельность в данном отношении? Обвинение указывает, что в этих целях я руководил действиями приходского совета, приглашал верующих к усиленной молитве и говению, что было сделано письменное объявление об этом от имени приходского совета на церковной стене внутри храма.
Счастлив видеть, что обвинение не может констатировать ни одного факта, больше указанного. Но можно ли и в указанных данных найти достаточное основание для обвинения меня в нарушении каких-либо законов советской власти? Можно удивляться тому, что само стремление сохранить храм в пользовании верующих есть уже незаконное противодействие мероприятиям советской власти. До сих пор я думал, что гражданские законы советской власти, признающие свободу вероисповедания и предоставляющие верующим для пользования в религиозных целях помещения храмов, отнюдь не приписывают кому-либо насильственно отнимать храмы у верующих, хотя и в целях использования их под культурные нужды. Признать это значило бы признать наличие определенного законом запрещения религиозного культа и гонения на религию со стороны законной власти. Наоборот, предоставляя верующим возможность удовлетворять свои религиозные нужды, советский закон и власть воспрещают всякое насилие и произвол над верующими, указывая в то же время законный путь к разрешению вопросов, касающихся изъятия храма для использования его в иных, нерелигиозных, целях. Это определенно подтверждается постановлением ВЦИКа и СНК от 8 апреля 1929 года и последовавшими декретами и разъяснениями, опубликованными в официальной печати, внесшими в это дело полную ясность и точность.
Чем же, таким образом, я повинен против закона, если действительно оказывал верующим, по их просьбе, содействие в деле сохранения за ними храма, давая разъяснения в приходском совете тому пути, по которому, согласно указанию закона, должно быть направлено все дело, и если, по их же просьбе, помогал им в разработке официальных заявлений и ходатайств, направленных в гражданские учреждения в порядке, указанном тем же законом советской власти?
Что же? Или дело ходатайства граждан перед советской властью незаконно? Или руководство, даваемое гражданам в направлении их на путь законности, преступно? Или, может быть, я как священник, не лишенный звания и всех прав гражданина, не имею права разъяснять и помогать своим прихожанам в указанных случаях?..
К сожалению, принятые приходским советом меры не увенчались желанным успехом – храм был отобран от верующих, когда все дело об изъятии его находилось на стадии разрешения вопроса в облисполкоме и прежде, чем постановление облисполкома было объявлено верующим, как это требуется постановлением ВЦИКа и СНК от 8 апреля 1929 года. Но я счастлив видеть, что во все время, когда решался вопрос о храме в гражданских учреждениях, не было ни одного какого-либо эксцесса со стороны верующих, хотя они и были очень обеспокоены и опечалены за судьбу своего храма.
Наконец, приписывают мне призыв верующих к усиленной молитве, посту и говению, предпринятым фактически по просьбе самих верующих, – можно ли в этом усмотреть что-либо противозаконное? Полагаю, что и в этом случае ни я, ни приходской совет и вообще никто из верующих не может быть обвинен в нарушении советских законов и в противодействии власти.
Таковы обвинения, предъявленные мне на следствии, квалифицированные по статье 58 ч. 2 УК, не соответствующие, по глубокому моему убеждению, существу дела и моей деятельности приходского священника и фактически совершенно необоснованные. Признавая это, не нахожу нужным говорить и оправдываться в прочих несущественных предъявленных мне обвинениях: моей авторитетности среди верующих, моего усердия к делу проповеди и того впечатления, какое эти проповеди производили на верующих. Это может быть объяснено лишь тем, что если я принял на себя служение приходского священника, то считаю своим священным долгом служить религиозным интересам избравшей меня общины не за страх, а за совесть, соответственно канонам христианской церкви и в строгом соответствии с законами советской власти…
Увицкий Сергей Александрович.
1930 год, 23 апреля.
Тагильский домзак Уралобласти»
Автор: Денис Ахалашвили