В миру ее звали Маргаритой Петровной, но в 2004 году нарекли новым именем – Магдалина. 13 лет она отдала Свято-Покровскому женскому монастырю в селе Колчедан, восстанавливая его своими руками. Сегодня уже игуменья МАГДАЛИНА (Прожерина) по-прежнему не покидает стен обители. Заботы и хлопоты принимает как должное. После торжеств по случаю престольного праздника Покрова Пресвятой Богородицы мы встретились с матушкой, чтобы понять, каково это быть монахиней.
Вы знаете, что селу Колчедан покровительствуют три священномученика? Это пострадавшие за веру в 1918 году клирики местного храма: протоиерей Стефан (Луканин) и дьяконы Нестор (Гудзовский) и Георгий (Бегма). Не в каждом городе есть столько святых. Поэтому как селу, так и нашему Свято-Покровскому женскому монастырю от Бога дарована особая благодать. Но где этой благодати больше, там враг рода человеческого действует намного рьяно. Это не удивительно и даже естественно. Люди искушаются. Поэтому сегодня в нашей обители, да и в церкви, мало народа. Иногда мне хочется, подобно герою Андрея Миронова из «Бриллиантовой руки», крикнуть: «Люди! Где вы?! Помогите!» Не думайте, что я сетую. Нет, я сама выбрала такой путь и понесу этот крест до конца.
Когда мы приехали сюда восстанавливать обитель, нас было четверо. Сейчас из того состава сестер осталась я одна. Остальные с благословения владыки разъехались кто куда. На сегодня в монастыре живут одна игуменья, она же монахиня, то есть я, одна инокиня и двое трудников. Новых людей нету, потому что они не готовы идти к Богу, рано вставать, отказываться от того образа жизни, к которому привыкли.
Есть у меня мысль, которой я невольно пугаюсь. Если епископ Мефодий скажет: «Матушка, у тебя уже здоровье не то, отправляйся-ка на отдых», то мне некому будет передать свое игуменское послушание! Поэтому я по-прежнему состою на должности, все оттягиваю момент, жду. Даже если с меня снимут послушание, то из монастыря я ни в коем случае не уйду. Пусть меня зарубят, заколют, пусть пытают, но не предам обитель.
Сейчас мне 80 лет, но крестилась я в 23 года. Когда мой трехлетний сын умирал, я прямо в больнице стояла на коленях, умоляя Господа даровать своему ребенку жизнь. И Он даровал! Но вскоре мне было видение: я стою одна в храме, никого не вижу, но отчетливо слышу голос сверху: «Если не окрестишь сына, Я заберу его». Он неожиданности я даже соскочила с кровати, не могла говорить… Когда ребенку исполнилось три года, я в свердловском Иоанно-Предтеченском храме крестила его и крестилась сама.
Ношение крестика еще не делает человека праведным христианином. В основной массе люди сразу же забывают о Боге, отходят от Него. Я сама после крещения стала такой. Не читала Евангелие, не ходила в воскресенье на Литургию, не пыталась узнать что-то новое. К тому же тогда в Каменске не было церквей. Осенью 1987 года православным был отдан Покровский храм в селе Волково. Мне стало интересно, и я начала туда ходить. Сейчас могу сказать, что тогда я была лицемерной, что ли… Приду, поставлю свечку, приложусь к иконе. Как все, так и я, ни больше ни меньше.
Не надо думать, что Господь ничего не видит. Он видит все! За свое лицемерие я поплатилась – заболела неизвестной болезнью. Никогда не забуду лиц врачей, которые склонились надо мной. С удивлением у меня же и спрашивают: «Что с вами? Мы не можем понять! Анализы хорошие, значит, здорова, но вы же умираете на глазах». А что я могу им ответить? Сама ничего не знаю. Тут у меня все отчетливее зазвучала мысль: «А кто эти врачи? Такие же люди, как я, как все остальные. А кто всех выше? Бог!» Когда я осознала это, мне стало намного легче. Я еще не могла говорить, но внутренняя легкость проступала все четче. В 1991 году открыли Покровскую церковь в Старом Каменске. И из поселка трубников я, можно сказать, ползком приползла туда. Стоять на службе не могла, сидела на лавочке. По окончании решила пойти домой. Но тут меня останавливает бабушка – увидела, что я, еще молодая, но практически не хожу. Сказала, что сейчас начнется соборование. Я ей шепотом: «А что это такое?» Она по-простому ответила: «Церковное лечение».
После соборования со мной произошло чудо. Я пришла домой, закрылась изнутри и… четыре часа крепко и легко проспала. Такого сна у меня не было давно. Даже соседи забеспокоились. Стали стучать, потом ломать двери. Я проснулась только тогда, когда дверь практически высадили. Соседи смотрели на меня с удивлением: «Маргарита Петровна, мы думали, ты умерла».
Я дала себе установку – если выживу, буду помогать в восстановлении храмов. Я упросила врача не продлять мне больничный. После трудового дня на радиозаводе сразу шла в верхнюю церковь. Своими силами мы, прихожане, восстанавливали ее. Кирпичи таскали и укладывали штабели, убирали мусор, мыли полы со стенами. Тяжко было в подвале. В советские годы в цокольном помещении находилась котельная, и после работ мы выходили оттуда все в саже. Но от этой работы мне становилось легче не только душевно, но и физически. Болезнь стала отступать. Затем я подумала, что неплохо бы развести при церкви свой сад-огород. Он нужен хотя бы потому, что надо кормить строителей. Настоятель отец Иоанн благословил меня на это. Нам передали территорию, где мы поставили теплицу, разработали грядки, разбили сад.
Если Господь дает нам болезнь, то это не просто так. Работая на огороде то в дождь, то в жару, я застудила бронхи. Пока не упала в обморок прямо на грядках, ко врачу не ходила. Меня на «скорой» быстро доставили в больницу, где диагностировали астму. Ингалятор я не успела вовремя выкупить. Как-то пришла домой, и у меня начался такой приступ, что я тут же осознала: сейчас умру. Дома никого нет. На моем прикроватном столике стояла маленькая иконка Богородицы «Чимеевская». Верите или нет, но на последнем вздохе я взяла этот образ с мыслю, что буду умирать с Божьей Матерью.
Поверьте, в аду очень жарко. Я начала спускаться туда. Вокруг слышны голоса бесов: «Бога нет!» Я в ответ кричу, что есть. Оказавшись в комнате с несколькими дверями, заглядываю за одну из них, та что приоткрыта. И вижу, как там мучаются люди. И среди них – мои мама и отец! Они увидели меня, стали звать к себе. Я ту дверь моментально закрыла. Нет, не хочу туда! Из другой двери в комнату стали заходить бесы. Говорят «Сейчас ты уже наша! Не веришь? Смотри». И показывают мне надгробную плиту с моим же именем! Я кричу… и прихожу в себя. Держу в руках ту самую иконку. Вся надежда у меня была на Пречистую, и она спасла меня и исцелила. С тех пор астмы у меня не было.
Я где-то читала (сейчас уж точно не скажу где), что усопшим родственникам никто не может помочь так, как монашествующие. Потому что от них идет особенно искренняя молитва. После того случая я задумалась о принятии пострига. Отец Иероним, мой духовник из Псково-Печерского монастыря, попросил меня переехать к себе – там как раз задумали открывать женскую обитель. Но у нас в Каменске, как заметил отец Иоанн, тоже имелся монастырь – Спасо-Преображенский. До революции он был женским, а после возвращения его верующим все надеялись, что там начнут жить именно монахини. Батюшка тогда произнес: «Не только постриг примешь, но и игуменьей станешь. А чтоб слушались тебя, используй посох». Тогда я подумала, что он шутит, даже захотела обидеться на него. Но когда в обитель пришли монахи, и я стала послушницей при отце Несторе, окончательно решилась на постриг. Батюшка удивился: «А зачем вам ехать на Псковщину? У нас в Колчедане был женский монастырь, давайте его восстанавливать. Будете вымаливать грехи на той земле, где грешили». Духовник послал мне ответ – раз я нахожусь на послушании у отца Нестора, то должна во всем его слушаться.
То здание, где сейчас располагаются наши кельи, было складом при детском интернате. Мы приехали туда, начали все вытаскивать. Прибегает директор, спрашивает, кто мы такие. Отвечаем, что раньше это здание принадлежало монастырю, а теперь его решено восстанавливать. Оказалось, что дом должны были разобрать на дрова еще неделю назад, но, видимо, Богу это оказалось неугодно. Вскоре здание официально передали нам. В 2004 году там основалось женское подворье при Спасо-Преображенском мужском монастыре.
Мы переехали в Колчедан зимой. Нас поселили в барак, где по рассказам, раньше жили бомжи. Был там один угол, откуда постоянно дуло. Мы затыкали щели старыми фуфайками, которые остались от прежних жителей. Не без помощи восстановили разбитую печку, сделали небольшой ремонт. Ходили в открывшуюся Сретенскую церковь, отделали келейное здание. В том же году меня и сестер постригли в монахини. Наше сестричество возвели в ранг монастыря, а меня объявили игуменьей. Я сразу вспомнила предсказание: и про главенство в монастыре, и про посох. К слову, не один отец Иоанн мне про игуменство говорил. Еще будучи послушницей, я оказалась в Москве, и один из священников, отец Даниил, благословляя, назвал меня игуменьей.
Есть поговорка «Дивен Бог во святых Своих». А я добавлю: и в чудесах. Приехали к нам в монастырь бурильщики делать скважину. Тыкались там и тут, 26 метров — а воды все нет. Уже хотели сворачивать работы, когда я попросила их подождать, а сама ушла в келью. Там я обратилась к Господу: «Помоги, Отче, нам с водой. Без нее совсем тяжко будет». Не успела я выйти, как из скважины вода с таким напором полилась, что все окна оказались в грязи и подтеках. Тут мужчина из соседнего дома, который наблюдал за работами, заметил: «У вас тут все есть, Бог и молитва помогают».
Хоть мы и живем в современном мире, и хоть говорят иные, что Бога нет, но многие верят в магию. Как-то подходит ко мне мужчина с больной рукой, просит наговор сделать, чтоб недуг снять. Другой мне сказал, что практически в каждом доме (уж не знаю, не проверяла) люди балуются черной или белой магией или же ходят к разным бабушкам-знахаркам, если есть нужда. Иногда я думаю, что наш монастырь – это единственный островок православия среди такой-то темной силы.
Богатый человек не тот, у кого много денег, а тот, кто живет с Богом. В этом основное предназначение человека. Встань, живи и радуйся! Птички поют, солнышко светит, чего же еще надобно? А богатый, в обыденном понимании, не богат духовно. Он несчастен, держась за свои карманы. А еще в Нагорной проповеди Христос говорил, что нельзя служить одновременно Богу и мамоне, ибо одного вы будете любить, а другого ненавидеть.
Я никогда не понимала абортов. Детей надо рожать. Пусть с ними управляется жена, а муж работает для семьи и молится за нее. К сожалению, сейчас идет какая-то подмена понятий: муж готовит, жена работает. При этом детей своих же убивают (разумеется, что я не про всех это говорю), и ничего им на этом свете не будет. А убиенное дите всю жизнь будет плакать… Иногда смотрю на нашу собаку, охраняющую двор. Сколько раз щенилась, но ни одного щенка не съела. Хотя животное же…
Монастырь – это другой мир. Во всех смыслах. У нас нет ни телевизора, ни радио. По сути, нам не нужен и телефон, он очень отвлекает. Был такой случай. Как-то пришли утром в храм на службу, а народу вообще никого. С батюшкой в недоумении переглядывались, пока народ не стал подходить. Оказалось, что в те сутки переводили время на час вперед, а мы этого не знали.
Есть желание приехать – приезжайте. Мы рады всем. Если у вас есть вопросы, и мы сможем их решить – мы поможем. Хотя людей, повторюсь, нам сильно не хватает.
Апостолы Христа везде ходили за Спасителем и просили Его приумножить их веру. А мы родились на 2000 лет после Христа, и даже не там, где Он учил и творил чудеса. А значит, мы должны более рьяно просить у Него именно веру. Молитва настоящего православного должна быть не из рода «Господи, дай мне квартиру-машину», а «Отче, помоги мне избавиться от искушений». Господь слышит нас и многое дарует. Особенно – терпение.
Нам очень нужны люди. Как в обитель, так поддерживающие материально. Один из киевских старцев говорил, что помогать нужно всем, но особенно – женским монастырям, и за это будет благодетелям награда и на земле, а на небе. Я не скрываю: без денег все равно тяжко. Раз мы отапливаем здания электричеством, зимой нам приходят счета до 30 тыс. рублей. Вопреки слухам о гигантских наценках на свечки и литературу доход от них не так велик. В среднем – 5 тысяч в месяц. Коммунальные услуги мы вынуждены платить со своих пенсий. Однако и тут я не жалуюсь и не хочу кого-то обязывать. Пожертвование – дело личное.
Люди моют тело, но не очищают душу, хотя она и требует этого. Она каждый день впитывает в себя столько грязи, что ей уже дышать трудно.
Иные утверждают, что они верующие, а в церковь не ходят. Это тоже неправильно. А как исправляться? Постепенно. Никто не требует от человека сразу глобально менять себя, это очень тяжело. Хотя и с «мелочами» надо постараться. Как говорили святые отцы, не можешь идти в церковь — ползи, не можешь стоять там – сиди или лежи. Церковь – дом Божий, только там можно получить особую благодать. Я говорю это не просто так. Сама стала свидетелем и участником помощи Господа. Поверьте, жить от этого становится намного легче.
Записал Антон ЯДРЕННИКОВ. Фото автораГазета «Каменский рабочий», № 84 за 19 октября 2017 г.